Потом мы поедем на масленицу, потом будет кино, концерты... что-нибудь еще.

За окном метель. Все в белой дымке, выдны только очертания соседних домов, они, как серые слоны, проглядывают сквозь дымку. Кажется, они очень далеко. Мне нравится, что нет этой пакостной февральской слякоти сегодня, и серость кажется не такой мрачной и мокрой, а какой-то спокойной и местами уютной. Не видно потока машин, никто никуда не бежит. Влюбленные, наверное, нежатся в постельках. А я сижу тут, в своей скучной общаге, и думаю - что делать. Надо что-то менять. Я хочу работать, хочу новые интересные знакомства. Хочу писать, и чтобы кто-то эту писанину читал... Но это даже не главное. Когда я представляю, что еще полгода, потом перерыв два месяца, потом еще полгода, потом опять перерыв 2 недельки, потом еще... еще полгода я буду вставать и видеть за окном эту ужасную общарапанную стену соседней общаги, грязные дворы под ней, просыпаться от топота оксаниных копыт, приходить и видеть Катю в одном и том же положении - за ноутом читающую какую-нибудь хрень по литературе, вонючие туалеты и общие душевые... во мне понимается вопль. Я не хочу так жить, не хочу терпеть это до отмеренного срока, ненавижу эту запраграмированность. Сразу хочется купить билет на проходящий поезд и сбежать.

Из дома хочется сбежать, потому что липкая паутина их безмятежности затягивает, а потом не можешь рыпнуться, не хочешь рыпнуться и ждешь, когда лень тебя проглотит. Отсюда хочется сбежать, потому что так жить невозможно: не иметь своего угла, своего человека, своей любимой работы... или бежишь куда-нибудь или запираешься в своей клетушке и не сползаешь целый день с кровати. Фу, гадость.

Я жалуюсь опять. Но вот сегодня я уеду в подмосковье к подруге. В четверг я пойду в Сполох, в следующие выходные приедет Табити, я ее обниму и мы будет гулять и болтать целых два дня. Потом мы поедем на масленицу, потом будет кино, концерты... что-нибудь еще. Все хорошо. До отмеренного срока.